Коридор

 

Змея быстро прошуршала по влажной ночной траве. Я поднял ее за хвост, поймал изгиб шеи и заглянул в глаза. Пленница быстро успокоилась, уютно обвив мою руку толстеньким, с ажурными виньетками, тельцем. Моя гадюка была красива: пара дыхательных отверстий с булавочные головки, темные гипнотизирующие зрачки и узкие острия клычков. Я всегда умел ладить со змеями. А они никогда меня не трогали, словно чуя своего в чужом человеке.

Ущербный месяц освещал лишь западную сторону холма. Луч мутного лунного света бил прямо в распахнутую настежь дверь старого блиндажа. Заинтригованный вспыхнувшими передо мной перспективами, я подобрался поближе. На моей памяти ни разу стальная, поросшая древним седым мхом, махина не поверяла своих тайн.

Змея зашипела обижено, и я остановился перед высоким порогом. Окинув взглядом заржавевшие петли, восхитился было бурыми потеками стали на дверном полотне, как если бы блиндаж пытали огнем, проверяя на прочность. Но удержался, чуть приподняв ногу, не шагнул внутрь. Чувство близкой опасности вползло в мозг, забило в колокола мыслей. Что-то ускользало от моего, обычно такого внимательного, взгляда.

Широкий коридор прятал свои очертания в молочно-белом тумане. Ни звука, ни движения в мутной пленке, словно бельмо лежащей на сокровенном чреве земляного логова. Бережно смотав узорчатые кольца с руки, я запустил мою недовольно извивающуюся подругу внутрь.

Испуганно свистнув, змея застыла. Высунув вперед изящную голову, свернулась кольцом. Выпад! Клыки ухватили лишь клочья белесой хмари. И опять угрожающее шипение. Гадюка видела нечто, недоступное мне – непосвященному. До боли напрягая глаза, я разглядывал причудливую мозаику тумана. Зрение играло со мной нелепые шутки: на мгновение я различал бродящие в мутной глуби неясные силуэты, но колеблющаяся дымка растворяла их до того, как можно было поверить в их реальность.

Моя змея меж тем освоилась, шнурком вытянувшись на гладком полу, поползла вперед. Это не входило в мои планы, я прикрикнул на нее, топнул ногой, заставляя повернуть обратно. Голова гадюки лениво повернулась, раздвоенный язычок лизнул край пасти. Но не это заставило меня отпрянуть назад, сотрястись в порыве внезапного испуга. Из носовых отверстий змеи били два голубоватых светящихся фонтанчика. Под тонкой шкуркой перекатывались, распирая нежные косточки, небольшие бугорки. Глазки гадины нашарили мое бьющееся в ознобе тело. Мгновенный укус мысли заставил согнуться в догадке: агонизирующая плоть более не принадлежала змее, мутация и вырождение прихотливо лепили совершенно новую форму, позволяя жить уродливому существу коридора.

Огромная тень шевельнулась за спиной, заставив меня метнуться вбок. Дверь! Она быстро скользила по шершавому гравию, издавая чуть слышный уху тоненький скрип. Чвякнув об железные скобы, замерла на законном месте.

 

Каждую ночь моя прогулка заканчивалась около входа в бункер. Вглядываясь в неподвижную стальную плиту, я часами стоял на одном месте. Изучал серебристые капли росы, оставлявшие мокрые разводы изъеденном ржей панцире, бледно-желтые нити мха, кое-как цеплявшиеся за неровности оплавленного железа. Пару раз я видел, как бункер зевает, чуть ослабив петли и приоткрыв дверь. Но мозг пасовал, и я забывал, что собирался сунуть пальцы в щелку, проникнуть в мучивший тайной туман.

На пятые сутки в городке пропала девочка. Ей было от силы лет десять, и она не могла, как сетовали ее родители, уйти далеко с подружками. По крайней мере, я не верил в это. Но мои жалкие попытки привлечь внимание к истинному виновнику беды – бункеру нашли лишь зловещий смех. Да, да, я видел сам, насколько плотно стальной гигант двери зарос шариками мха, но это был всего лишь маскарад, обманка. Я знал, что живописные островки растения мертвы, и служат щитом от людского любопытства.

В ту же ночь дверь бункера открылась мне. Что-то случилось там, внутри. Может, коридор распознал во мне врага, а может, был просто голоден. Но выставил напоказ свои внутренности, гостеприимно распахнув зев.

Час тек за часом, а я не шевелился. Бункер устало поскрипывал дверью. Нетерпеливый вначале, он быстро скис, в бессилии вываливая до предела стальной язык.

И тут пришла она – чистый ангел надежды. Навстречу мне из туманного молока шагнула тоненькая фигурка девочки. И я застонал, в исступлении кусая губы, подавляя плач, в ужасе от увиденного. Некогда румяные щечки девчушки покрыли страшные язвы, подбородок был начисто выеден – огромная дыра в кровоточащем мясе. Но она улыбалась так светло и нежно, что я, было, уже протянул руки, желая сейчас же вытащить ее из страшного места. Не успел. За бледными губками показался частокол острых акульих зубов. Девочка, подойдя почти вплотную ко мне, полоснула деформированными когтями, стараясь отхватить моей плоти. Но злое волшебство коридора заканчивалось ровно на границе тумана, и девчонка, рыча от бессилия, лишь царапнула воздух.

Не выдержав дольше пытки страхом, я кинулся без памяти в кусты, где и просидел до рассвета.

 

Пропало больше десяти человек. Луна ушла в отставку, поставив в караул своего брата – чахлый месяц, и сон покинул меня окончательно. Лишь одно желание жгло огнем – пройти проклятый коридор до конца, увидеть своими глазами чудеса перевоплощения. Но как остаться нетронутым, не задетым злобными чарами?

Вооружившись мотком веревки и самодельным факелом, рано ночью я пришел к бункеру. Пел козодой. Хилый ветер силился раскачать деревья в танце, но уморился после третьего такта вальса и затих от стыда. Дверь оказалась открытой, и я смело шагнул за порог, вдыхая дым паленой пакли.

Туман обвил мои щиколотки, натянул на лицо маску из тончайшей кисеи. Разгоревшийся конец факела ткнулся в белёсое марево, и невидимые щупальца коридора отдернулись прочь. Я шел вперед, разгоняя бледный сумрак яростно фыркавшим огнем.

Ватная тишина залила воском уши. Шаги глохли, раздваиваясь, превращаясь в многоголосный шепот. Слева послышался стон. Разогнав плотный слой сметаны, я двинулся на зов.

Сначала – лишь очертания фигуры. Ленивое движение рук и ног, словно плывет через молочные завихрения. Потом я увидел ее воочию: сухие губы пронзены тремя длинными клыками, паутинка волос на плешивом черепе, а под грудью волнуется что-то рваное, желеобразное.

Теперь я понял, как был беспечен. Чадящий смрад факела, бивший мне в лицо, оберегал от заражения. Но коридор приготовил другую ловушку: множество скрывающихся в бледной дымке оголодавших созданий. Тонкая, облепленная желтой кожей, рука мутанта протянулась ко мне, ухватив за куртку. Я подскочил на месте и, оставив в когтях существа обрывки голубой джинсовой ткани, ринулся напролом в туманную стенку.

Впереди чихнули. Разгоняя ладонью лезущий в глаза смог я резко затормозил, прянул к стене. Мягкие шаги прошуршали почти рядом, я мог слышать, как невидимая тварь тяжко сипит, надрывно кашляя. Мелькнула мысль повернуть обратно, которую я тотчас отринул. Коридор не выпустит свою добычу, посмеявшись над незадачливым исследователем захлопнет дверь у меня перед носом.

Осторожно ступая, я крался вперед. Надолго замирал, услышав легкие скрипы и постукивания. Иногда из молочного дыма выплывали странные силуэты и, растворяясь в туманной кольчуге, гасли.

Под моими ногами хрустнул какой-то корешок. Наклонившись, я разглядел толстый серый побег, укутанный в полупрозрачные, с серебристым налетом, листья. Поддев растение носком ботинка, откинул отросток в сторону. Мгновенно изогнувшись, ветвь хлестнула меня по бедру. Не рискнув взяться за стебель руками, ткнул в него огнем. Содрогнувшись от боли, побег свился в кольцо, теряя листья. Перепрыгнув корчившееся растение, я сделал два шага вперед и, потрясенный, остановился. Коридор закончился глухой стеной, сложенной из крупных валунов. Томно распластавшись на округлых камнях, прямо перед моим лицом судорожно дышал цветок. Багрово – охряные, с синими прожилками лепестки крепились к клубку бледной мякоти, от которой расходились уродливыми лапами похожие на канаты седые побеги. Тихий скрежет за моей спиной заставил судорожно забиться сердце. Туман выплевывал беззвучные фигуры мутантов. Они кружили вокруг меня, сжимая кольцо. Закрывшись руками, я выронил бесполезный факел.

 

Сознание пришло ко мне не сразу. Очнувшись, я долго лежал, уткнувшись носом в сырую траву. Кожа сильно зудела и чесалась, глаза, воспаленные от дыма, не желали раскрываться, истекая слезами. Когда я заставил себя обернуться, бункеру пришел конец. Тяжелая оболочка двери смялась, слетев с одной петли, и жалко раскачивалась в такт посвежевшему ветру. Каменная кладка треснула, словно гнилая корка грейпфрута, доясь желтоватым песком из щелей. А из раскрытых губ коридора, пошатываясь, появлялись исхудавшие существа. Многие исходили желчью, выхаркивая вместе с кровью остатки длинных белесых нитей, и менялись на глазах. Вот белая соседская кошечка, вытянув лапы, слизывает влагу с листьев одуванчика. Вот пропавший неделю назад пацан пытается перевязать шнурком разорванный кроссовок непослушными пальцами.

Под моим предплечьем раздалось негромкое шипение. Нашарив рукой змеиный хвост, я привычно поднес гадюку к глазам, рассматривая знакомый узор из бархатных волн. Опустив толстое змеиное тельце в траву, разжал ладонь. Гадюка быстро скользнула в высокий тростник.

Я не помню, как вернулся домой.

 

Месяц я пролежал без движения, выплевывая понемногу копоть из легких. Смутные видения вскипали в моем больном подсознании, всплывали в прерывистых снах. Коридор ждал, и в одну из лунных ночей я спустился с холма в низину. Бункер встретил меня наглухо запертым. Свежие побеги мха кучковались на бурой пластине двери, еще не полностью прикрыв ржавые раны.

Через два дня пропал любимец детворы – шустрый щенок.

 

11 ноября 2007

© Лана Дель