Колдун.
Она ждала принца. Принца на белом коне. Часто, сидя у раскрытого окна и медитируя на спящий город, она съеживалась и вздрагивала, расслышав музыку небесных сфер. Высунувшись по пояс из окна, представляла себя птицей. И тогда ничего больше для нее не существовало, лишь белые крылья за спиной да звездная высь.
Она была романтичной, слегка взбалмошной, но отнюдь не наивной. Останавливаясь у зеркала и беря в руки подводку для глаз, восклицала «Как хороша!», а потом наносила немного блеска для губ.
Парни на нее засматривались. И даже ребята с соседнего двора часто дарили ей розы. «Просто так!» смущались они. Она брала цветы, надменно улыбалась и делала в памяти маленькую заметочку, но не влюблялась.
Веселым солнечным днем, когда белые овечки-облака пили из луж, она засмотрелась на зеркальную витрину магазина с манекенами в пышных свадебных платьях, удивительно похожими на людей. Любуясь белизной кружев и пеной муслина, из которой торчали искусственные цветы, вздыхала о нерастраченной нежности. Как вдруг рядом с ней отразился уродливый старик в мятой поношенной шляпе и стареньком дырявом пальто. Его желтый глаз хитро посмотрел на нее. Крючковатый нос нависал над тощим подбородком, а шея скрывалась под разноцветным, кошмарного вида, шарфом.
Обернувшись, она брезгливо поджала губы. Но он постучал по чистому, вымытому с утра, асфальту палочкой и проскрипел «Принца ищешь?», чему-то улыбнулся и зашагал прочь.
Затрепетав, она смотрела ему в след, а затем бросилась его догонять. Но ловкий старичок бойко семенил впереди, и нагнать его не было никакой возможности.
Сердце громко билось в груди, а пыль забивала горло, но она торопилась. Слетевшая туфелька на высоком каблуке подскочила на водосточной решетке и вывалилась на проезжую часть. Сдернув с ноги вторую, она запустила ее в мусорный бачок. Босиком бегать не в пример легче.
Свернув в пахнущий кошками подъезд, старик, кряхтя и вздыхая, поднялся на третий этаж и отомкнул громадным, явно довоенным, ключом дверь. Она стояла рядом, тяжело дыша, почти захлебываясь затхлым воздухом.
Обратив к ней свой хитрый глаз, старик сказал.
-Входи уж, коли пришла.
Осторожно переступив порог, она только ахнула. Это были настоящие хоромы. Прихожая, украшенная зеркалами в полный рост, блистала множеством позолоченных канделябров. Резные стульчики и табуреточки из орехового дерева поражали изящностью. Трясущаяся старческая рука положила связку ключей на полку.
-Когда захочешь, ты можешь уйти.
Но она уже не слушала. С восторженным воплем она пробежалась по комнатам, замечая здесь – пышную двуспальную кровать под балдахином, там – персидские ковры, в которых утопаешь, словно в мехе диковинного зверя.
Старик провел ее на кухню, усадил за стол. Заварив две чашечки крепкого травяного чая, предложил ей свежие эклеры. Впиваясь белыми зубами в лакомство, она бормотала, что еще не пробовала ничего вкуснее. А он только покачивал худой ногой в рваном шлепанце и улыбался.
Незаметно спустился вечер. Старик зажег лампу и по комнате поплыл сильный аромат ливанского кедра. Часы хрипло пробили десять раз. Тут она вспомнила, что уже поздно. Открыла рот, чтобы поблагодарить за прием, но слова застряли у нее в глотке. Старик расплывался в темном дыме аромалампы, таял. Изменялась осанка, фигура. Он даже словно стал выше ростом. Она тихо охнула. На нее смотрел черноволосый и кареглазый мужчина едва за двадцать лет.
-Принца ищешь? – спросил он и рассмеялся.
Она осталась у него. Каждый день готовила его любимый чай с жасмином и штопала дырявые носки. Подруги говорили ей «Зачем он тебе нужен? Он же старая развалина!» Но она молчала да пекла пироги к его приходу. А ровно в десять часов, удобно устроившись на низеньком табурете, наблюдала за превращением. Она любила его. Что же тут неясного?
Она мучилась несказанно днем, провожая горбатого старца по одному ему ведомым делам, но оживала к вечеру, с нетерпением ожидая красавца. Утром он был несносен, ворча из-за прожженной сигаретой скатерти, а ночью был ласков и нежен. Но иногда его карие глаза становились печальными и задумчивыми. Тогда ни ее наигранный смех, ни горячий шоколад не могли привести его в беспечальное расположение духа.
В один из таких вечеров, выхлебав чай, словно простую воду и не почувствовав вкуса, он взял ее за руку и коротко приказал.
-Уходи!
Но она упала на колени и молила его до тех пор, пока он не сжалился над ней. Схватив ее в объятия, он прошептал ей на ухо лишь одну фразу, которая повергла ее в отчаяние.
-По прошествии нескольких дней мы расстанемся.
Шли недели, и она уже относилась к его словам, как к шутке. По прежнему она наливала заварку в тонкие фарфоровые чашечки и разбавляла горячей водой, массировала ему спину и выслушивала наставления. Но в один вечер все изменилось. Вместо того, чтобы обнять и поцеловать ее, как обычно делал после превращения, он, словно пьяный, оттолкнув ее с дороги, удалился в комнату и упал на кровать.
Побежав за ним, она обхватила его голову руками, но он оборвал поток бессвязных слов, полившихся из ее губ.
-Принеси мне песочные часы, - попросил он.
Схватив две неустойчивые колбы, она протянула их ему дрожавшими руками.
Посмотрев на бойко сыплющиеся песчинки, он тихо сказал.
-Пришло мое время умирать. Когда песок перетечет полностью, меня не станет. Уходи и живи с богом, где ключи – ты знаешь.
На ее горячие заверения, что нужно что-то делать, он улыбнулся и ответил:
-Поздно.
И ей лишь оставалось сидеть у его постели и плакать. А он слабел все больше и больше, все дальше и дальше уходил по дороге без возврата.
Спохватившись, она поднялась с колен и бросилась на кухню. Перевернув все ящики вверх дном, она рылась под салфетками, за шкафами, просматривала все щели. Она точно знала, что ищет. Наконец ее пальцы наткнулись на холодный тяжелый предмет, завернутый в промасленную бумагу. Твердой рукой подняв пистолет, она выстрелила себе в висок за секунду до того, как у него остановилось сердце.
2007 год
© Лана Дель