Он умирал (исповедь друга)
Он умирал тяжко. Кусая губы и сдерживая стоны, рвущиеся из груди. А я, его друг, был вынужден присутствовать при его аутодафе. У него была чахотка. Бич, выкосивший половину населения Бретани, не щадивший самые знатные дома, трапезничающий в покоях князей и герцогов.
Но он был моим другом, и я дал слово покинуть этот дом только с его смертью. Позже я жалел об этом обещании. Когда его тонкие, бескровные пальцы тянулись ко мне в отчаянии, чем я мог утешить его разбитое сердце? В этот день он ждал весточки от одной особы, принадлежащей высшему обществу, впрочем, как и он сам. Любил ли он ее? Бог весть! Но до последнего вздоха твердивший, как это важно, он и меня сумел расположить к этой юной даме. Томная, с маленьким ротиком, такой она представала на старинном портрете, всунутом им мне в руки между острыми приступами боли. Согнувшись чуть ли не вдвое, приложив изящную руку ко рту, он дрожащими пальцами толкнул мне овальную рамку. И я поразился горделивому повороту темноволосой головы, упрямой линии подбородка, чувственному изгибу рта. Если бы не сама мрачная обстановка комнаты, этот портрет свел бы меня с ума, разжег пожар в моем беспокойном сердце. Но бескровные дрожащие руки свели на нет все очарование дамы, и я взглянул на нее, как на что-то чуждое моему рассудку. Итак, он ждал от нее письма.
Текли часы. Дремотная жара окружала меня, заставляя наполнять бокал за бокалом отличным игристым вином, отягощала мысли и желания. Приподняв тяжелые веки, я, спохватываясь, предлагал ему золотистую влагу, зазывно блестевшую на дне кувшина. Но он неизменно отказывался, бросал взгляд на дверь и бледнел все больше и больше. Я терял его, и никакие мольбы были не в силах остановить этот пагубный вирус, обосновавшийся в его легких. Солнце медленно клонилось к закату, теряя частички краски, выдавливая капли света из по-весеннему яркой травы. Когда часы глухо пробили шесть, у него пошла горлом кровь. Скорчившись, он старался подавить приступ в зародыше, но не выдержав, раскашлялся, оставив на снежно-белом кружеве подушки капли алой крови. Медленно вытерев рот рукавом, он улыбнулся мне.
-Письмо не доставлено?
Как бы я хотел ответить утвердительно.
-Нет, ожидаю с минуты на минуту. Мажордом предупрежден!
Он откинулся на подушки, выдавив смутную гримасу.
-Скорей бы!
О, как хотел бы я, схватив лучшего коня в конюшне, рвануться по осклизлой дороге навстречу желанному гонцу. Но увы, я был прикован невидимым грузом к постели умирающего.
Чу! Стук в дверь! Его лицо, почти обретя прежние краски, повернулось на звук. Я поспешил выйти, плотно прикрыв дверь спиной. Передо мной стоял седой, трясущийся с испугу мажордом.
-Его светлости лучше?
Я величественно покачал головой, придав своему лицу маску печали и значительности.
-Ожидай худшего, мой друг!
Плечи несчастного старика затряслись, он повернулся и пошел, шаркая по давно немытым плитам залатанными до дыр башмаками. Я отворил дверь и шагнул в спальню. Встретившись с беспокойными глазами моего друга, я склонился к его уху и прошептал.
-Герцогиня желает Вам доброй ночи!
Расширившимися зрачками он посмотрел на меня и тихо произнес.
-Все хорошо, право же, все великолепно!
Его глаза, такие темные в час заката, закрылись. Он вздохнул последний раз, перед тем, как навсегда заснуть последним сном.
Я склонил голову, прощаясь с моим единственным соратником.
Резкий удар кулака в дверь разорвал тишину спальни.
-Письмо его светлости!
Я надорвал конверт и вынул клочок бумаги, благоухающий женскими духами.
-Она желает тебе доброй ночи! – беззвучно пошевелил я губами. И где бы ни был мой друг, я знал, что он меня услышал.
2007 год
© Лана Дель