Аромат розы.
Запах машинного масла царапал ноздри. Кир вытянул шею, вжимаясь лицом в плотный темный мешок, простонал еле слышно. Но твердый кулак погладил по голове, и Кир откинулся на жесткое кожаное сиденье, почти потеряв способность шевелиться. Лишь пальцы подрагивали, скребя по новенькой обивке.
Машина, бежавшая ходко, притормозила. Пленник, впечатавшись маковкой в переднее сидение, заворочался, пытаясь ослабить тонкие нейлоновые веревки на запястьях. Дрожью в мышцах отозвался щелчок распахнувшейся дверцы. Холод защипал босые ступни. Трава обожгла стынью.
Они не разговаривали, Кир различал лишь дыхание. Быстрое, натужное, с примесью ликования. Трое. Их было трое.
Ноги подгибались, отказываясь нести отяжелевшее тело. Вонь собственной крови будоражила Кира, веревка тугой волной обвивала шею, заставляя двигаться зигзагами в неизвестность. Сквозь тяжкий запах пота нос уловил слабое благоухание. Легкий, чуть кисловатый аромат огрузших от воды роз. Скользя по плечам и груди пленника, тяжелые лепестки поздних цветов осыпались, припудривая рвань одежды желтоватой пыльцой. Шелест погибающих листьев кружил голову. Тонкий душок сигареты, затхлый, с привкусом прогнившего насквозь лайма проник сквозь мешковину. Кир поморщился, кусая расквашенные губы, сглотнул вязкий комок слюны. Хотелось курить.
Негромкий приказ остановиться не сразу дошел до затуманенного сознания. Кир сделал еще пару шагов до того, как грубый удар сбил его с ног. Страх, подлый детский страх сковал члены, лишь только пленник ощутил еле заметное подергивание скрученного из пеньки узла рядом с ухом.
Резкий рывок, и Кир взлетел вверх, судорожно болтая измазанными бурой грязью пятками. Он захрипел, задергался. Перед выпученными от боли глазами поплыли огненные круги. Отчаянно извиваясь, хотел было закричать, молить о снисхождении, но не смог выдавить ни слова. Дышать, дышать, во что бы то ни стало дышать!
Надсадный свист словно вспарывал барабанные перепонки. Закрыться бы руками, упасть за влажную землю, глотнуть морозного воздуха… Но цепко держит петля, рвет гортань, пережимая трахею.
Ногти заскребли по путам, истерика ударила в виски загустевшей кровью. Язык, точно живое существо, устремился наружу, сквозь стиснутые в судороге зубы. Кир давился, слюна липкими пузырями текла по подбородку, желчь тошнотворной струей поднималась из глубин желудка. Постепенно звуки отдалялись, затихали, неистовые судороги становились все слабее. Лихорадочная жажда, поселившаяся в легких, притупилась. И Киру почудилось, что его окружает облако нежного фимиама розового масла. Он попытался скривить губы в усмешке, и провалился в небытие.
Темный переулок ловил отблески фонарей огромного проспекта. Лениво светились лужи, отражая тусклые проемы окон. Ветер напевал в уши спешившего парня заунывную арию, теребил полы куртки, задувал в капюшон, изредка обнажая светлые растрепанные кудри. Свернув во двор, юнец скосил глаза на яркий профиль единственной лампочки, дергавшейся на тонком шнуре, напоминая висельника. Готовясь вдохнуть смрад помойки, привычно сморщился, но остановился, недоуменно шмыгая носом. Запах. Он пришел резко, без перехода, не дав опомниться. Тонкий, дивный аромат распустившегося цветка, которому здесь и не место. И ветер не разбросал, не порвал в клочья это благоухание, будившее воспоминание о клонящихся под тяжестью дождевых капель розовых кустов.
Негромкие шаги разбили хрустальную тишину двора. Парень мгновенно обернулся на звук, опустив руку в карман. Пальцы нащупали рукоять маленького ножа-выкидухи. Вглядевшись в полумрак арки, он пожал плечами, пространство было совершенно безжизненно, ни следа позднего прохожего. И все же странный стук подошв приближался. Озноб прошил позвоночник, и под теплой подкладкой куртки тело мгновенно залило едким потом. Щелкая зубами в ознобе, парень поспешно выдернул оружие, распоров лезвием карман. Зазвучав раздраженно, шаги затихли в полуметре от него. Режущий страх выбил слезы из глаз, парень отступил к стене, выставив руку с ножом вперед. Он не даст прихлопнуть себя, как грызуна в мышеловке.
На грани света и тьмы стало формироваться нечто аморфное. Выпивая влагу с опавших листьев и закусывая беснующимися в воздухе пылинками, приобретало очертания человеческого тела. Песок вылепил широкие брови, прямой нос и тонкие, подвижные губы. Бледная, лишенная крови кожа призрака отливала при свете луны серебром, лишь на шее, полускрытая темными прядями волос, выделялась багряная полоса от удавки.
-Помнишь? – гул поплыл по двору, врезаясь в уши съежившегося от ужаса парня.
-Это не я, не я. Я только помогал, – изо рта юнца полились невнятные всхлипы. – Это Славик приказал, это все он… - мочевой пузырь спазматически сжался, выстрелив порцией теплой вонючей жижи, брюки на внутренней стороне бедер мгновенно намокли. Выронив жало ножа, парень опустился на колени, трясясь в луже собственной мочи.
Короткое лезвие взметнуло вверх. Прошив стеганную ткань куртки, оно впилось в мякоть плоти, отыскивая сердце.
Когда ветер вновь заныл серенаду, прерывая затянувшееся молчание, пляшущее пятно от одинокой лампочки освещало неподвижное тело.
Теплый огонек свечи ожег пальцы. Славка с досадой дернул рукой, повалив плавящийся парафиновый столбик на скатерть. Свеча на миг полыхнула пламенем и погасла. Меж рюмок с коньяком и бокалами с мартини притаились кокетливые женские трусики. Прикрыв интимную деталь одежды салфеткой, Славик вынес вердикт:
-Срам!
Нетвердой рукой плеснув себе в стакан водочки, выпил залпом, хорошо крякнул, и потянулся за хрустким огурчиком. Чавкая добычей, весело ухмыльнулся, оглядывая беспорядок. Хорошо погуляли…
Скорчился от вызывающе дохнувшего в лицо запаха, ровно кто женские духи пролил. Такую мерзкую розовую водицу, которой пропахли все цветочные магазины. Откинулся на диван, похлопывая ладонью по подлокотнику.
Тени сгустились у него за спиной, огоньки почти догоревших свечных огарков шевельнулись тревожно. У Славика жалобно стукнуло сердце. С чего бы? Страх схватил за горло, перехватил дыхание. Опыт подсказывал: Славик в комнате находился не один…
Расширенные от испуга глаза забегали по помещению, отыскивая незваного гостя. Вот шевельнулась пузатая рюмка, сделала кульбит и опрокинулась, разбрызгав на скатерть селедочный рассол. Ножик, весь в жиру от жареной оленины, не больно ткнулся в славикову промежность. Что за игры?
Медовый свет ламп замигал, норовя потухнуть и отправить опешившего хозяина в ночь. Но даже не это стало последней каплей. На белых, недавно поклеенных обоях, вырисовался огромный силуэт повешенного человека. Дурно заорав, Славик вскочил с дивана, распахнул окно и нырнул головой вниз в спасительную бездну. Он даже не почувствовал удара о крышу проезжавшего «Мерседеса». Его сердце остановилось где-то между шестым-седьмым этажом.
Утренний воздух был свеж и пах яблочным пирогом со щепоткой корицы. На подоконнике суетился голубь, склевывая крошки, в избытке сыпанные чьей-то беззаботной ладонью. Димка насвистывал незатейливую мелодию, опустившись тощей задницей на расшатанный стул. Мягкая трель телефона заставила его лениво привстать и подтянуть трубку поближе к уху.
И словно пурга ворвалась к нему в дом. Завывания и шелест окатили водопадом ошарашенный мозг. Сквозь дикие посвисты северного ветра еле пробился знакомый голос:
-Ты третий.
Облизав пересохшие губы, Димка пророкотал бодрячком:
-Это ты, Кир, дружище?
Но в ответ – лишь стоны бурана. Язык примерз к гортани, как если бы димкины зубы вгрызались в ледышку. Посмотрев на свою руку, Димка увидел белые наросты инея на пальцах, ногти посинели и покрылись морозными узорами. Он тут же отбросил страшный аппарат подальше, со стонами растирая обмороженную кисть.
-Что это, шутка?
Хотелось бы в это верить. Но слишком хорошо Димка помнил тембр своего знакомого. Только Кир так пришептывал на согласных. Все так, если бы не одна маленькая неувязка: Кир до сих пор болтался на дереве, ведь тела до сих пор не нашли… Если бы Димка сам не затягивал веревку на его шее, он мог бы подумать, что…
Что-то привлекло его внимание в глуби старого, во весь рост, зеркала. Там двигалось, оживало нечто противное разуму. Приблизившись против воли к поблескивающему сумраку стекла, Димка различил неясные очертания. Коснувшись рукой зеркальной глади, он наморщил лоб, пытаясь разобрать тонкие ломанные линии. И тут же к нему из зазеркалья прянуло бледное лицо покойника. Ногти призрака, царапаясь изнутри, издавали высокий неприятный звук.
-Нет!
Димка, весь дрожа, выскочил в прихожую. С трудом нашарив задвижку, распахнул дверь и понесся по лестнице. Вниз! Вниз! Полная безумия скачка по ступеням. Рука легко касается перил. Наконец улица – светлые небеса звенят птахами. Димка сдерживает неистовый бег. Впереди – перекресток. Светофор маячит зеленым. Вполглаза от Димки – легкий девичий профиль. Должно быть влюблена, не смотрит по сторонам. А сбоку – тяжелый остов машины, нацелившийся на стройные ножки девчонки. Димка только и успел, что вклинить свое худое тело, отгоняя беду.
Боль пронзила до бедер. Димка с размаху сел на дорогу. Попытался пошевелится, и чуть не взвыл. Разве может что-то причинять такие мучения?
Легкий аромат розовых лепестков коснулся его ноздрей, как погладил.
-Кир?
Краем глаза Димка заметил профиль мертвого друга. Призрак кивнул ему, и растаял в воздухе, слившись с согласным взмахом крыльев воробьиной стаи.
июль 2009 года
© Лана Дель