Вкус к жизни

 

 

Я не помню, когда я родился, я потерял счет времени. Довольно долго я думал, что вообще не существую, пока не пришла пора сменить очередное стареющее тело.

Дряхлые пальцы ухватили с пепельницы еле тлевшую сигарету. Угостись дымком напоследок, теперь ненужный мне остов. Луна краешком касалась водосточной трубы, темнота вглядывалась в глаза, прижимаясь к хлипкому стеклу. Ждала. И я ждал вместе с ней, предвкушал предсмертный крик, вопль, означающий для меня спасение.

Если бы они знали, мои жертвы, кто поселится в их роскошных молодых телах. Если бы они только знали…

А мне нужна была всего лишь плоть, не отмеченная печатью насилия, чей хозяин уходил добровольно. Каюсь, я подтрунивал, когда наши разумы на мгновение встречались в тесной черепной коробке. Был испуг, было сожаление от содеянного, но я уже принял дар, и путь назад таял с первым вдохом. Жертва растворялась в пространстве, уходя легкими искрами в небытие. И мои открывшиеся глаза следили за причудливой игрой светотени, означающей распад личности очередного самоубийцы.

Мне не было разницы: парень ли, девушка. С благодарностью брал все, что предлагали. Я жил их жизнью, пил из их любимых чашек, целовался с их возлюбленными. Мой разум вел столь тонкую игру, что никто не замечал подмены. Могли бы вы в это поверить? Иногда я закрывался в ванной и, включив воду, хохотал долго, безумно, страшно. А потом жил, стараясь вобрать в себя то, что предназначалось другому. Я хотел существовать, они стремились умереть. Все законно. Я не мог себя ни в чем упрекнуть.

Было забавно расхлебывать те приключения, что готовили жертвы для своего тела. Для меня. Десятки раз я просыпался в петле, со стиснутым до синевы горлом. Хрипел и кашлял кровью, но разум мой живуч. Руки обретали нечеловеческую силу, рвя удушающую вереву. Я падал на такой желанный пол и усмехался.

Иногда, врываясь в очередную оболочку, хрустел сломанными костями, корчась на асфальте. Но неважно, тьма давала мне достаточно сил, чтобы подлатать нужные органы, а там больница и заботливые врачи.

Но чаще всего они травились, выгребая из аптечек снотворное. Это было легче всего, пусть несколько часов меня проносило верхом и низом. И, скорчившись от очередного рвотного позыва, я не всегда умудрялся доползти до унитаза.

Каждый раз, рассматривая в зеркало новое тело, приходил в восторг. Крепкое, сильное, полное очарования юности. Язык чувствовал вкус кофе, нос обонял свежий запах духов, легкая одежда не стесняла движений. И придя в себя после очередного путешествия, я отправлялся прыгать по лужам, радуясь внезапному дождю. Не знаю, почему в теплые месяцы самоубийц становится больше, просто принимаю, как факт.

Но, конечно, изредка мне приходилось перебираться в чужую оболочку в свирепую стужу. Дрожа от холода заметенных пургой улиц, я расслаблялся в теплой ванне, полной до краев красноватой жидкости. И под моим умелым руководством сердце, отныне принадлежащее мне, оживало. Тук-тук… Вы слышите? Разве это не прелестное начало новой сказки?

Уже скоро… Я посмотрел на подоконник, весь заставленный горшочками с геранью. Бледно-розовые цветы жалостливо кивали мне, предчувствуя разлуку. Но я был полон блаженного трепета, чуда перерождения. К чему привязанности в этом мире, если они ведут к страданиям и смерти? Я единственный буду жить вечно, ни о ком не сожалея. Даже эти пахучие бутоны выцветали для меня, становясь обузой, а три года назад я приходил в восторг от одного прикосновения к этим изнеженным лепесткам. Теперь же мозг звенел, словно натянутая до предела шелковинка, трепетал под ветром перемен. Мне оставалось лишь ждать.

Резкий писк проник в сознание, заставив задрожать от нетерпеливого вожделения. Прикрыв морщинистые, все в бородавках, веки, я потянулся к источнику агонии, нащупывая истончающуюся жилку. В темноте это было сделать непросто. Клубящийся туман перехода сбил бы со следа менее опытного охотника, но не меня. Ухватив истекающую из израненной, погибающей плоти личность, послал по скудеющему канальцу собственный импульс. А знаете, каково это, когда чуждый разум занимает ваше тело? Похоже на щекотку кубиками льда. Так мне описывали…

-Ой-ой, кто это?

Они все разговаривают со мной, вы уж поверьте.

-Это я, - шепчу нежно, стараясь успокоить истерзанную душу. Не люблю, когда сопротивляются. – Спасибо за ценный подарок. Вся жизнь – в дар и даром. Я буду хорошо заботиться о твоей оболочке.

-А как же я? Я тоже хочу…

И не стало. Оборвалась нота на высоте самой старшей из всех человеческих эмоций – страхе.

Я медленно приоткрываю слипшиеся от воды ресницы. По белизне рук – тонкие красные полосы, кровь расцветает розами в глади кафеля. Плитки кремового цвета, с кофейным бордюром. Я упиваюсь красотой первых минут. Пальцы охватывают края ванны, подтягивают стремительно оживающую плоть. Струйки по обнаженной груди, капельки на плечах. Просыпается азарт. Заворачиваюсь в теплое пушистое полотенце.

Пахнет кофе и свежими булочками. А где-то в квартире настойчиво звонит телефон.

 

Лана Дель ©

18 июня 2007